Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
– А-а-а-а-а-а! – открылись от удивления Танькины глаза и рот. Она мигом полетела в ординаторскую.
– Вы что творите? Вы кого мне подселили? – ругалась Грошева с врачами.
– Кого? – спокойно спрашивали они.
– Вы даже не знаете, кого подселяете мне! Я с этим чучелом жить не буду! Вы понюхайте, как от нее тащит! Это, во-первых! А, во-вторых, у нее не все в порядке с головой! Мало ли что ей взбредёт! – расходилась Танюха.
После «тёплой» беседы с заведующей отделением «летящую на крыльях ночи» от Грошевых переселили. Танька вздохнула с облегчением. Она-то вздохнула, но вся больница была в напряжении. Это чучело поселили в отдельный бокс. Но это не спасло от ее общества. Она ходила по больнице взад и вперед, заглядывая ко всем в окна, и смотрела на чужих малышей до тех пор, пока ее не заметят. Ее гнали отовсюду. А она, видимо, не понимая, что делает, не останавливалась на достигнутом и пыталась пройти в бокс. Её били и снова гнали. И поделом.
Как-то утром в столовой, когда по сложившемуся режиму, мы ели рисовую кашу, она села напротив меня, но за соседний столик. Я не могла смотреть на кашу, а она уплетала ее за обе щеки. К ней подошла женщина, которую звали Мариной, и подала большое сочное яблоко. Та кивнула головой в знак благодарности. Все покосились на Марину, мол, ты чего? Она повернулась и сказала: «У меня родился второй ребенок от второго брака. Я вышла замуж в 19. Первый муж пил, шлялся, и, когда всем девчонкам в роддом приносили фрукты и сладости, мой благоверный таскал мне морковку с личного огорода. Когда нас выписывали, всех забирали с цветами и улыбками, а я пришла в дом, заваленный бутылками, которые вымыла, сдала и купила на них пачку молока и батон белого хлеба. Я понимаю, каково приходится сейчас этой женщине. Ей никто и ничего не принесет и даже доброго слова не скажет. Пусть порадуется».
Девчонки встали со своих мест и тоже дали ей по фрукту.
Но это была единичная акция. Больше этого призрака никто не жалел. А за что? За то, что она шляется по коридорам, оставляя одного маленького ребенка в боксе? Он вечно сырой и опрел уж до мяса. Мы отдавали ей свой крем и присыпку, но она не удосуживалась ухаживать за своим сыном.
– Наверно, и этот попадёт в детский дом, – прошептала мне Танька.
– Да уж лучше туда, чем с такой маткой, – отозвалась я.
В том крыле лежала не только эта сомнительная личность. Был целый бокс отказников. Так и стоят перед глазами двое ребятишек. Эдуард и Ярослав. Эдик – маленький, какой-то кривой, с длинными, черными волосами, большой головой и узкими глазами – его диагноз знали все. Даун. А второй, Ярик, – сильный, крепкий, глаза зеленущие, большие! Сам такой миленький! От этого-то какая непутёвая могла отказаться? Да, если и больной, это ж твой! Родной! Какой бы ни был!
Мы с Танькой долго смотрели на этих малышей… Стояли и переглядывались, и во взгляде нашем угадывались все мысли, посетившие нас в тот момент.
Расстроенные, мы пошли в свои боксы. На посту сделали отметки о состоянии здоровья своих детей и хотели уже расходиться. Нина Васильевна, звонкоголосая медсестра, остановила нас своим вопросом: «Что? К отказникам ходили?» Мы переглянулись. Откуда она могла знать?. «Да отказник-то там только один, – продолжила она. – Второго заберут. У матери его кости во время родов сильно разошлись, лежит в больнице в тяжелом состоянии, встать не может, да и нельзя пока. За ней за самой утки выносят, а как она будет за ребенком ухаживать?.. Вот и лежит он у нас, а она в другом здании. Бедные. Вот ведь как ещё бывает.»
Посмотрев на ситуацию со стороны, я поняла, что у меня ещё не худший вариант, который мог произойти. Варя заплакала, и я мигом метнулась к ней. Она уже была не так слаба. Ей проделали капельницы и уколы. Теперь нам прописали массаж. Говорят, что он вообще на ноги хорошо ставит. Да она у меня и так уже активная стала – вон как возится. А за ночь вообще по нескольку раз разбудит – кушать просит. Теперь мы прибывали с каждым днем на 100 грамм, редко, когда на 60 или 80. Я спала по часу в сутки, все время сцеживалась или ухаживала за ребенком. Поэтому, когда мне кто-то звонил в этот час, я приходила в такой гнев, что звонящий быстро сам бросал трубку. В этот раз мне попался «МУЖ».
– Ма-аш, привет! Ну, как вы там?
– Лучше всех, – пробурчала я. – Что надо? Неделю не звонил – вспомнил вдруг?
– Ну что ты! Перестань! Когда выписывают? Когда приезжать за вами?
– Не знаю. Отстань. Ещё не скоро.
Я бросила трубку, перевернулась на другой бок и уснула. На часах было 12 ночи. В уличное окно светил фонарь, а в окне, выходящем в общий коридор, появилось мутное лицо Призрака. Я почувствовала на себе напряженный взгляд и открыла глаза. Это чучело с цокающими ногтями на ногах стояло и смотрело на нас с Варей! Я вскочила и пулей выбежала к ней. Взяв за шкирку, оттащила ее в другое крыло и сказала: «Чтобы и духа твоего не было рядом с моим боксом! Поняла?!» Та утвердительно кивнула.
Я вернулась в 21-й бокс и легла на свою кровать. Меня потряхивало и знобило. Варя заплакала и завыла. Время еды. О-о-о! Я так никогда не высплюсь. Накормив Варю заранее приготовленным молоком, положила ее рядом с собой. Мы уснули. Сегодня я проспала четыре часа! Господи! Какое это счастье! Не один, а целых четыре!!!
Нина Васильевна сегодня пришла раньше обычного. Подозвала меня и потихоньку сказала: «Так. Сегодня вы идёте на УЗИ. Ещё я Грошеву записала. УЗИ головы. Приготовьтесь».
– О, Боги! Как мне страшно. Я надеюсь, что всё будет хорошо! – поделилась своими переживаниями с медсестрой.
– Шапочку не забудь ей одеть, – предупредила та.
– Но у меня нет сейчас маленькой шапочки… – расстроилась я.
– Как нет? Ну, ничего, я запеленаю ее с головой – ерунда! – подмигнула Нина Васильевна.
Прошло полчаса, и медсестра пришла снова.
– Готовы? Давайте я вам помогу.
Нина Васильевна по-быстрому укутала Варюшку, и мы пошли по коридору ближе к нужному кабинету. Там уже кто-то был на приеме. Нам пришлось ждать. Мы сели на диванчик, рядом с нами плюхнулись Грошевы.
– Говорят, там тетка злая работает. Кричит на мамочек, если что не так.
– Я ей покричу…
Ждановы! Ваша очередь! Я встала и понесла Варюшку на экзекуцию. Ее положили на холодную кушетку, распеленали и намазали голову каким-то прозрачным гелем. Варя молчала и не двигалась. Она смотрела в одну точку и не понимала, что с ней делают. Женщина аккуратно водила по ее голове специальной аппаратурой, которая передавала всю информацию на экран.
– Лучше. Значительно лучше, – констатировала докторша.
– Ф-фу, слава Богу! Я уж напугалась!
– А чего Вы боитесь? У вас всё хорошо. Через несколько дней, наверно, выпишут. Вы поправляетесь. От ишемии не осталось и следа.
– Как же хорошо-то! Какие хорошие новости! Мы уже 18 дней тут. Я устала.
– Ничего. Недолго осталось мучиться.
Я обтерла Варю от этой слизи, закутала ее, поблагодарила доктора и пошла к себе в бокс. Моей радости не было предела! В общем коридоре я натолкнулась на нашего лечащего врача. Ольга Петровна, как обычно, куда-то спешила.
– Ольга Петровна, можно Вас на минуточку.
– Что такое? Что случилось?
– Я хотела поинтересоваться, что за диагноз у нас.
Наша докторша выпалила мне название диагноза чуть ли не на латыни и посмотрела на меня… Я стояла в недоумении. Словосочетание «нервная система» меня очень задело. Неужели моя доченька будет инвалидом? Тут я вспомнила, что у нее часто трясется нижняя губка. О, Господи! Только не с нами. Тогда Ольга Петровна добавила: «Вас, наверно, интересует дальнейшая судьба ребенка».
– Да, – без промедления добавила я.
– У Вас будет абсолютно нормальный ребенок! Не переживайте.
После этих слов с моих плеч такой груз свалился! Нет. Не камень! Валун! Гора сошла! Э-эх! Вот она жизнь! Вот она жизнь! Возрадуйся!
Сегодня все шло по-другому. И снег за окном падал прекрасней. И Варя улыбалась теплее! И медсестры были доброжелательней и дружелюбней! Сегодня был мой день! День мамочки из 21-го бокса! Мамочки, которая не спала ночами, следя за покоем своего ребенка. День женщины, которая не отходила от своего чада, меняя капельницы и пеленки. Женщины, которая сцеживала свое молоко по часам и минутам, и выкармливала малыша! Варя шла на поправку – это была моя победа! Болезнь отступала!
Моя девочка стала сосать соску, как все обычные дети. Теперь я дышала спокойнее. Моя осанка стала тверже. Шаг ровнее. И все-то у меня спорилось да ладилось. Я переодела Варю, накормила ее, уложила спать, и пошла на обед. В столовую.
Маринка, Танька, Ольга и остальные – все уже были там. Осталось только два свободных места. Я заняла одно из них. Сижу, ем. В светлое помещение вошла девушка в светло-голубом спортивном костюме. Я видела ее уже не в первый раз. Она все время ходила поникшая и печальная. Мне всегда хотелось узнать, что с ней, но как-то не получалось завести разговора. Она сидела напротив меня. Долго водила ложкой в супе и не ела. Я спросила: «Что с тобой?»
